На вид ей лет девятнадцать – это максимум. Впрочем, cтоит вспомнить факты, и станет понятно, что больше. Наушники, чашка кофе, книжка, сигареты – Мириам сидит в двух шагах от двери, в кафе ни души, но есть ощущение, что у этой немного растрепанной и, откровенно говоря, какой-то заспанной девушки, нет ни одного очевидного повода для скуки.
Мы пересаживаемся за более уютный стол, исподволь наблюдая друг за другом. С одной стороны, я, как говорили раньше, помню эту девочку нескладным подростком – мы ее звали Машей. С другой – однажды та же, но уже взрослая девочка пригвоздила меня к стулу часа на два. На сцене «Маяка» выступала группа «Татьяна», Маша пела в микрофон чуть ли не сороковых годов романсы Шульженко о любви и залихватско-хулиганские куплеты Утесова. И еще что-то необыкновенно пронзительное, старомодное и очень красивое – я не знала ни слов, ни музыки, но казалось, когда-то, давным-давно, я это уже слышала. Прокуренный зал клуба «Маяк» забит до отказа – синий табачный дым висит плотной стеной. А на сцене аккуратно причесанные девушки в бабушкиных платьях дают представление в лучших традициях первых цветных фильмов. Гитаристка томно дымит сквозь мундштук. Скрипачка между делом опрокидывает рюмку коньяка и проникновенно, так, что все дамы плачут, исполняет «Нежность» из «Трех тополей на Плющихе». А тем временем зритель Михаил Ефремов бродит по залу и делает вид, что крутит руль такси.
До сих пор не понимаю, как этим девочкам удалось попасть в точку: обойтись без фальши и настолько верно сыграть забытую музыку, да еще и обставить концерт до невероятности точным антуражем. Шелк, крепдешин и атлас, шляпки, перья, вуалетки. Для каждой песни у Маши был свой особенный выход. Не покидая сцены, не отдаляясь от микрофона, она, как фокусник, извлекала неизвестно откуда то веер сказочной красоты, то чуть ли не расшитый вензелями платочек, то цветок – и все это было настоящее, не бутафорское, волшебное. Оставалось только всплеснуть от восхищения руками и звонко захлопать в ладоши.
Но вернемся к фактической стороне вопроса. Маше в сентябре исполняется 24 года. На подходе премьера нового фильма режиссера Павла Лунгина «Ветка сирени», где Маша играет типичную революционерку Марианну, одну из трех женщин Рахманинова. И, в общем, на сегодняшний день Маша уже совсем не Маша, а актриса Мириам Сехон, выпускница РАТИ-ГИТИСа, первого курса Сергея Женовача. Окончив ГИТИС, выпускники мастерской Женовача вошли всем составом в Студию театрального искусства. Постоянного помещения у них пока нет, но опять же в сентябре этого года обещают достроить и сдать отдельное здание для Студии, и тогда новый театр будет жить на улице Станиславского. «Мне нравилось учиться, я окончила институт с красным дипломом и весьма горда собой. У нас был очень дружный курс, а теперь есть очень дружный театр», – Маша говорит о театре взахлеб, так что и не остановишь. Теперь передо мной совсем не полусонная девица, а очень собранная и живая красавица. Ловлю себя на мысли, что боюсь признаться в нелюбви к театру. А через несколько минут вдруг замечаю, что, откуда ни возьмись, появляется желание посмотреть, что же такого они делают в этой своей Студии.
Маша тем временем пытается объяснить происхождение собственной артистической натуры. Фигурное катание и сольфеджио с трех лет, испанские танцы, скрипка и фортепиано – она, кажется, перепробовала все и в большинстве случаев добилась успеха. Абсолютный слух, кошачья пластика, сильный голос, который, правда, «не просыпается раньше полудня», – это все она. Но настоящие волшебные приключения маленькой девочки начались только в шесть лет, когда мама и папа уехали путешествовать вместе с передвижным театром Foot Barn. Мама бросила журналистику и стала костюмером, а папа был актером и барабанщиком по зову сердца. Театр гастролировал по миру. Дети труппы росли в интернациональной коммуне, а коммуна жила в домиках на колесах. Лучшего времени для творчества, музыки, танцев и песен и придумать нельзя. Маша вернулась в Москву через пять лет. Она свободно говорила и по-французски, и по-английски, а вот по-русски тогда не могла прочесть ничего сложнее «Курочки Рябы».
Представить сейчас Машу в вечернем шелковом платье в пол, как на концертах группы Green Point, невозможно, как и нельзя представить, что та же самая девушка превращается в вокалистку ВИА «Татьяна» – романтическую, надломленную брюнетку с фарфоровой кожей. На редких концертах Green Point Маша провоцирует зрителей зажигать бенгальские огни и пускать мыльные пузыри. С группой «Татьяна» она поднимает на уши то «Маяк», то «Апшу». Реальная же Мириам Сехон произносит вдруг следующее: «Я пою, потому что не могу не петь. Я верю в существование Бога в музыке и, скорее всего, я лишь проводник. Есть переживания, которыми мне хочется поделиться, и я делаю все, чтобы чувства зрителей пробудились. Есть много волшебства вокруг, но большинству из нас не хватает времени его заметить».
Вот теперь я, кажется, начинаю понимать, как Мириам Сехон справляется с романсом «Темно-зеленый изумруд», который Борис Фомин написал в свое время для Изабеллы Юрьевой. Спеть то, что чувствуешь лишь теоретически, никогда не получится. А Маша закрывает глаза и исчезает в своем придуманном мире, где «есть нечто намного сильнее человека, и, когда оно приобретает форму, становится очень понятно, о чем идет речь».