Постановка Кафки в кафкианских декорациях
19.12.2008 11:10
«Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», - ёрничали в свое время советские интеллигенты-диссиденты, указывая пальцем на обветшалый фасад и проржавевшие внутренности брежневского СССР. Конструкция, созданная на одной шестой части суши, была чудовищным, абсурдным бюрократическим монстром, тогда уже со скрипом двигавшимся к собственному распаду (хотя по временам монстр по-прежнему вызывал ужас и безжалостно давил). Двадцать с лишним лет спустя мысль о Кафке по-прежнему сверлит ум при взгляде на поменявшиеся, но при этом по своей сути удивительно знакомые декорации эпохи молодой «суверенной демократии» и потребительского капитализма. Kafka is back, или, быть может, он никуда и не уходил, просто мы на какое-то время позабыли о его присутствии. И, уж конечно, абсурдность советской и пост-советской действительности вовсе не была предметом художественного исследования писателя. Его непреходящая актуальность объясняется тем, что он анализировал и предчувствовал более общие, характерные для тогда еще начинавшегося ХХ века процессы и явления.
19 и 20 декабря в Москве состоятся премьерные показы спектакля по произведениям Кафки, поставленного Анатолием Рясовым (с недавнего времени – одним из авторов Bakunista! ) и Анной Чекасиной. Мы побеседовали с Анатолием о том, почему они обратились к творчеству Кафки (кстати, симпатизировавшему анархическим идеям ) и как создавалась эта постановка, которая не является сугубо театральным проектом.
Анатолий Рясов более всего известен как литератор и музыкант. До последнего времени он был фронтменом и главным «идеологом» московской музыкальной группы «Кафтан смеха», которая привлекла внимание своими интересными попытками объединения музыки с театральными и визуальными элементами. В 2002 г. он стал лауреатом молодежной литературной премии «Дебют» за свой роман «Три ада». (Цитата из романа: «Получить премию на каком-нибудь cраном литературном конкурсе, где никчемные посредственности из жюри отметят определенную художественную ценность моих записок?!! ... Ха, а может быть, мне просто хотелось пополнить стопку макулатуры с произведениями популярного жанра путешествий? А потом, как все бездарные литераторы, еще до того как успеет высохнуть типографская краска на страницах только что изданной книжонки, начать кичиться собственной славой!» Цитата из рецензии на роман: «...отрицание у Рясова выглядит гораздо более страстно и более фундаментально.

Он также является автором научных исследований об идеях Каддафи и левых на арабском Востоке (последняя, наиболее полная работа на эту тему вышла недавно – «Политическая концепция М.Каддафи в спектре «левых взглядов»» - и написана в целом с анархистских позиций).
Анатолий, постановка вашего нового спектакля совпадает с 125-летием Кафки. Понятно, что это не специально приуроченная к юбилею постановка. Но почему вам показалось интересным поставить именно Кафку?
- Да, я не слежу за юбилеями и всегда скептически относился к приурочиванию спектаклей к круглым датам. Сама идея постановки по новеллам Кафки пришла мне в голову три года назад. Еще через год я записал декламационно-музыкальные пробы, но дальше дело не пошло, потому что большая часть моего времени была тогда посвящена завершению программы «Расслоение» моего предыдущего проекта - «Кафтан Смеха». О том, что в 2008 году отмечается 125-летие со дня рождения Кафки, я узнал, когда мы уже несколько месяцев занимались этой постановкой. И новость скорее расстроила, чем обрадовала, потому что, разумеется, вовсе не круглая дата была причиной обращения к текстам этого писателя. В третий раз перечитываю эти новеллы и понимаю, что в них скрыто нечто, что с одной стороны приближает к сути философии Кафки, а с другой – оказывается близким лично мне.
Сегодня Москва с полным правом может быть названа одной из мировых столиц абсурда. Каково ставить Кафку в таких декорациях? Вмешивались ли они в процесс постановки? Сыграли ли они какую-то роль в выборе автора и тем для постановки?

В основу спектакля положены отрывки из более чем десятка произведений Кафки. Что являлось стержнем (или стержнями) вашего художественного замысла? Как выбирались отрывки и как они компоновались? Какие темы вам больше всего хотелось раскрыть и почему?
- Формально в основе постановки – тексты 13 новелл. Но уже на начальном этапе стало ясно, что рамки окажутся шире. В действие начали вплетаться многочисленные отсылки к романам, письмам, дневникам – к эстетике Кафки в целом.
Кроме того, в случае с признанными авторами всегда возникает проблема невозможности незамутненного восприятия: этим писателям задолго до того, как мы приступили к их чтению, уже найдено надлежащее место в истории литературы. А Кафка здесь занимает особую нишу: о нем написано уже почти столько же, сколько о Гёте. И родилась уже масса мифов о его книгах. В какой-то степени именно пестрота этих толкований и желание осмыслить не только сами тексты, но и их восприятие за последние пятьдесят лет, стала точкой отсчета для выбора синтетической формы постановки «Голодарь». Чем больше исследований я читал, тем больше укреплялся во мнении, что наше осмысление текстов Кафки по-прежнему находится в начальной стадии. Возможно, первым, кто всерьез указал на это, был французский писатель и литературный критик Морис Бланшо.

Что касается компоновки, во многом она опирается на принцип контраста. Этот метод показался удачным. С одной стороны, он соответствует идейным и стилистическим различиям между этими рассказами, написанными Кафкой в разные годы. С другой стороны, принцип полифонии воссоздает как цепь разноречивых толкований текстов этого писателя, так и, что важнее, дает возможность прикоснуться к совокупности противоречий, разрывающих и одновременно связывающих его прозу.
Анатолий, а что лично вас больше всего привлекает в Кафке?
- Конечно, очень многие темы, которые интересовали Кафку, интересуют и меня. Предельная интровертивность, открывающаяся в его текстах; взгляд на литературу как на крайнюю форму одиночества и средство общения с безумием и смертью; восприятие творческой личности как обреченной на нерождение, - все это очень близкие мне темы. С другой стороны, я отнюдь не чувствую полного совпадения во взглядах. Если представить себе нелепую ситуацию, в которой я был бы вынужден назвать имя наиболее близкого мне писателя, то это, скорее всего, был бы Достоевский или Беккет, хотя и с этими фигурами у меня много сложностей. В этом смысле, «Голодарь» вовсе не был просто желанием поставить на сцене нечто по любимому автору. Кафка интересен мне, прежде всего, как писатель, взрывающий линейность истории литературы.

- Кафку, несомненно, интересовала тема власти. Сегодня желающий осмыслить принципы функционирования государственной системы и отбора политической элиты, вряд ли будет прав, если пройдет мимо произведений Кафки. Элиас Канетти назвал его величайшим экспертом в вопросах власти. Думаю, что в этом желании постигнуть природу власти и стоит искать корни внимания писателя к философии анархизма. Судя по дневникам Кафки и воспоминаниям его знакомых, он был неплохо знаком с работами Кропоткина. Преувеличено, прежде всего, его практическое участие в политических организациях. Кафка был слишком интровертен, прийти на лекторий – это максимум, что можно было от него ожидать. Более того, мне кажется некорректным рассматривать политический пласт произведений Кафки как самостоятельную систему. Анализируя механику тотальной бюрократизации, Кафка неизменно связывает тему власти с массой смежных вопросов, ее нельзя рассматривать отдельно от философии мнимости и диалога с другим.
Почему спектакль называется «Голодарь»?
- Голодарь – это герой одноименного рассказа, в котором мы наблюдаем личность, умирающую от голода, но отказывающуюся прервать голодание. Главная причина выбора этого названия для нашей программы в том, что эта метафора показалась наиболее подходящей для осмысления диалога с пустотой и трансгрессивной функции творчества. Речь идет, прежде всего, о том неопределенном ничто, к которому подступается творческая личность. Эта пустота парадоксальным образом оказывается и пределом, и потребностью двигаться дальше – неутолимым чувством голода. Тема голода встречается и в других рассказах Кафки: это чувство определяет сам принцип продвижения к невозможному: «Мой путь так долог, что мне придется умереть с голоду, если я не найду пищу в дороге».

- Конечно же, будем еще показывать. Вероятно, с января «Голодарь» станет репертуарным спектаклем театра «Дома Высоцкого», но мы не закрываем возможности выступлений в других залах. Кроме того, хотелось бы показать постановку не только в Москве.
Расскажите немного о «кухне» - кто был автором сценария, кто выступает режиссером-постановщиком, кто автором музыкальной части действия? Как взаимодействуют разные части и авторы-участники постановки между собой?
- Уже на начальном этапе стало ясно, что сама форма постановки не располагает к традиционным титулам «автор сценария», «режиссер» и т.п. Нам больше по душе нейтральное определение – «авторы». Изначальный замысел программы по избранным новеллам Кафки принадлежит мне, но точкой отсчета для реального оформления сценического проекта стало написание музыки, автором которой практически на 100% является Анна Чекасина. После этого я смонтировал видеоколлаж к постановке. В дальнейшем же мы вдвоем достраивали замысел, и все идеи по структуре, сценографии, распределению ролей были совместными. А по мере пополнения состава появлялись все новые краски, предлагавшиеся каждым из участников.
В спектакле задействовано большое количество музыкантов. Насколько важной является музыка и звуковое оформление в спектакле? Является ли саундтрек постановки самостоятельным произведением или это лишь одно из средств для подчеркивания театрального действия?
- Да, на сцене 15 музыкантов: струнный квартет, ударно-перкуссионная установка, бас, гитара, клавишные, духовые, даже небольшой детский хор. Музыка наравне с текстом и происходящим на сцене действом является средством выражения мыслей и эмоций. Дело в том, что речь идет о синтетической форме, в которой мы попытались сделать все составляющие равновеликими. Именно поэтому я стараюсь не произносить слов «спектакль» или «концерт», а употребляю более абстрактные «постановка» или «программа». На самом деле, я действительно испытываю затруднения при необходимости дать жанровое определение. Музыка здесь является не сопровождением, а равнозначным тематическим пластом наряду с текстом, видео и хореографией. Если рассмотреть отдельно саму музыку, то это сюитная форма, в которой все части должны восприниматься в совокупности, рассматривать их вне контекста мне кажется ошибочным. Тем более, что все лейтмотивы, так или иначе, связаны с эстетикой Кафки, реализацией замысла через звук, поэтому и стилей затронуто довольно много: от еврейских и балканских мотивов до струнной истерии и нойза.
Как и выступления предыдущего проекта, в котором вы участвовали, «Кафтана смеха», новый спектакль будет сопровождать видеоряд, включающий фрагменты из произведений кинематографа ХХ века. Это еще одно из измерений, с помощью которого вы хотите транслировать дополнительное сообщение публике? Это отсыл к истории ХХ века, недавнему прошлому, которое создало наше нынешнее сознание и состояние, или что-то другое? Какие актуальные съемки вы включили в видеоряд?
- Видеоколлаж играет важную роль в разворачивающемся на сцене действии. Значительную часть занимают авторские съемки, так как изначально хотелось добиться взаимодействия сцены с видеорядом: отдельные эпизоды повторно проигрываются актерами, некоторые фразы произносятся с экрана и т.п. Но все кадры связаны с тематикой программы и эстетикой Кафки. В видео присутствует множество фрагментов из кинофильмов, снятых по Кафке и иллюстрирующих различные толкования его творчества. Постановка начинается с крупного плана циферблата, стрелки которого остановились на четырех часах. Это отсылка к воспоминаниям друга и биографа Кафки Макса Брода, писавшего, что в день смерти Кафки часы на ратуше остановились именно в это время, совпавшее с часом похорон писателя. То есть все элементы оказываются взаимосвязаны.
Арт-проект «Шёпот» это устоявшееся образование или проект для постановки одного спектакля? Или за этим спектаклем последуют и другие проекты? Если да, то что объединяет участников проекта?
- Если все будет развиваться так, как было задумано, то эта постановка не будет единственной, более того, проект задумывается как гибкий в стилистическом и жанровом отношении, и постановки на тексты известных авторов вовсе не являются самоцелью. Даже состав изначально задуман как варьируемый в зависимости от задач конкретной программы. Сейчас, как мне кажется, в «Голодаре» всем участникам интересно, прежде всего, то, что варьирование музыкальных стилей и настроений оказывается тесно связано с концепцией постановки.
Анатолий, раньше вы были одним из участников и, насколько я понимаю, «идеологов» группы «Кафтан смеха». Является ли новый проект в чем-то продолжением предыдущего или это скорее шаг в другом направлении?
Наверное, при желании несложно обнаружить ряд общих черт, особенно это касается резкой смены эпизодов, общей динамики, важной роли текста. Собственно, и цели полностью отказаться от близкой мне эстетики не преследовалось. Однако между этими образованиями есть существенные и важные лично для меня отличия. Если говорить о форме, то «Кафтан Смеха» при всей своей жанровой неопределенности с рядом оговорок все-таки вписывался в определение «рок-концерта». Его выступления было невозможно представить без гитарных рифов, многоярусных клавишных стоек, ноутбуков, проводов и загромождающего сцену оборудования. Все это было совмещено с эстетикой карнавала, бескомпромиссным отсутствием чувства меры и главным художественным средством был гротеск.
В «Шёпоте» (точнее в нашей первой программе «Голодарь») мы почти отказались от рок-формы, задающей определенные рамки. Спектакль по Кафке диктовал совершенно иные задачи, выполнить которые разумнее оказалось камерными средствами и преимущественно акустическими инструментами (хотя и здесь минимализма не получилось, и все сильно разрослось). При значительном количестве участников, нам показалось важным сохранить пустоту и пространство на сцене. Гротеск и карнавализация, метафорически обрисовывавшие в кафтановской программе «Расслоение» окружающую действительность, теперь перестали играть первостепенную роль, так как новый проект в большей степени тяготел к интроверсии, к направлению вовнутрь личности. С другой стороны, это одновременно стало поиском нового языка. Первоначально образ «шёпот» имеет отношение к речи, которая продолжает длиться, но уже замолкает, к языку, который стремится дойти до пределов языка, чтобы выйти за эти пределы.
Фотографии с репетиций постановки «Голодарь» Елены Герасимовой и Романа Николаева.
Автор интервью: Михаил Цовма.
Источник: Bakunista!
Дополнительные ссылки:
Арт-проект «Шёпот»
Анатолий Рясов «Театр и невозможность толкования»
Анатолий Рясов на сайте Bakunista!
Франц Кафка и анархизм
Все записи